Немцы звали его «железным Густавом» или «Черной смертью», а у нас его именовали «летающим танком». 10 марта 1941 года на Воронежском авиазаводе был выпущен первый серийный штурмовик Ил-2. Редакция «Защищать Россию» публикает некоторые отзывы советских летчиков об этой машине.
«Простой в управлении»
Хухриков Юрий Михайлович (
Летчик определял
Ил-2 как «живучую и простую в управлении» машину с радиусом действия в 400 километров.
Штурмовик мог нести 400–600 кг бомб, две пушки, три пулемета, один из которых — у стрелка, восемь реактивных снарядов и 10 дистанционных авиационных гранат для защиты задней полусферы.
Хухриков не вспоминал
У нас был случай, когда Петя Говоров брился днем, уже после того, как сыграли отбой, а тут неожиданно тревога. Он даже не успел добриться, только пену полотенцем с лица вытер. Из вылета он не вернулся…
После получения боевой задачи летчики начинали прокладывать маршрут со всеми деталями и определять цель. Здесь начинался самый напряженный момент.
«Все курят (я не помню, чтоб в эскадрилье были некурящие). В голову начинают лезть самые черные мысли. Мы же знаем, что там нас встретит смерть в самых разных ее обличьях. Каждый переживает это
Обязательно надо развеяться, иначе такое „сосредоточение дерьма“ в организме добром не кончится. Ведь исполнение всех элементов полета требует уравновешенности и полного контроля за своими действиями, только тогда все будет хорошо».
Для Юрия Хухрикова война, конечно, не была рядовым событием, но и не стала самым ярким впечатлением в жизни. Так… текучка, связанная с риском для жизни.
«Удобная кабина»
Афанасьев Юрий Сергеевич (
Вспоминая свой первый вылет, Юрий Сергеевич говорил, что страшно не было. Слежение за температурой, регулировка шага винта и множество других необходимых в полете действий не оставляли места страху.
В качестве пилота Юрий Афанасьев летал на разных самолетах, но больше всего ему нравился
Ил-2 . Главная причина: удобная кабина позволяла вылезти наружу, если машина загорится.
«Помню, стукнули мне по мотору, когда я шел на бреющем. Пришлось выбирать место для посадки прямо с бреющего полета, благо это было уже на нашей территории. Сажусь на брюхо. Самолет во все стороны мотает, ручка бьет. Я все зубы берег, потому что помнил, как первый раз лицо разбил. Влез между деревьями. Хотел сам вылезти из кабины.
Надо поднять фонарь, а он весит 80 кг. Это и
так-то довольно трудно, а здесь еще придавилокакой-то елкой, ну не могу поднять! Чувствую, буду поджариваться. Самолет еще не горел, но уже собирался.
Тут мой стрелок выскочил и тащит меня через форточку. Он меня дергает, а меня парашют не пускает. Я говорю: „Ты расстегни, а то оторвешь
В приметы Юрий Афанасьев и его сослуживцы особо не верили. Как и большинство, они редко фотографировались и брились только по вечерам. А вот страх смерти, конечно, всегда присутствовал. Перед новым вылетом, уже на аэродроме, в голове мелькала мысль «может быть, не вернусь». Но как только летчик оказывался в самолете, все страхи исчезали.
«Инженерная задумка на грани таланта и гениальности»
Усов Валентин Владимирович (
Усов описывал
Инженерная задумка была, по его словам, «на грани таланта и гениальности. Ведь броня была несущей, а рассчитать напряжения в листе брони двойной кривизны в то время было очень сложно!»
«Единственный недостаток, который я могу выделить, — низкая эксплуатационная технологичность. В основном связано это было с тем, что для проведения простейших операций по обслуживанию агрегатов штурмовика броневые листы (а это не один десяток килограммов) приходилось снимать. Один механик с этим справиться не мог — требовались усилия нескольких человек. Это приводило к тому, что все самолеты обслуживала как бы бригада механиков.
Ты все время был
занят-либо помогаешь товарищам по звену, либо тебе помогают. У тебя не было свободного времени. Кроме того, доступность агрегатов была очень плохой. Например, навернуть одну хитрую гайку на компрессор двигателя во всем полку мог, пожалуй, только я, поскольку был худой и гибкий».
«Послушный»
Анкудинов Павел Ефимович (
На нем даже штопор отрабатывали. Конечно, петли не делали, но остальные фигуры выполняли. Были случаи деформации крыльев от перегрузок, когда на выводе курсант или летчик резко начнет выводить, но чтобы он разваливался — таких случаев не было.
«Надежный и живучий»
Коновалов Иван Иванович (
«Даже если „недоберешь“, он „козла“ сделает, но сядет. Конечно, прицельные приспособления на нем были примитивные, но в УТАПе, в котором мы проходили боевое применение, мы натренировались очень хорошо бомбить и стрелять.
Я очень хорошо освоил стрельбу из пушек и пулеметов. Помню, в одном вылете стрелял по немецким траншеям: даю левую ногу, и очередь идет точно вдоль траншеи…»
В конце войны появились самолеты
Ил-10 . Сравнивая их, Коновалов отмечал, чтоИл-2 был более устойчив на посадке — а это одно из важнейших качеств в случае повреждения самолета в бою.
«Нужный»
Аверьянов Валентин Григорьевич (
В начале 1943 года были получены первые штурмовики
«
Ил-2 помогал пехоте, танкам, артиллерии. Да, пикировать он не мог, но за счет работы на малой высоте был очень эффективным. Мы брали 400 кг бомб, редко 600 — не взлетал. Правда, настоящего бомбардировочного прицела у штурмовиков не было, но мне кажется, он им и не был нужен. Для чего он? Там некогда прицеливаться!
То же относится и к РС — летели, пугали. Самое точное оружие штурмовика — это пушки. Очень хорошие
«Утюг»
Пургин Николай Иванович (
По словам Пургина,
ИЛ-2 был устойчив к повреждениям, но «утюг» — приходилось долго набирать высоту.
«Были и такие тяжелые, что, пока развернешься, группа уже уйдет. В первом заходе на цель обычно сбрасывали бомбы. Во втором заходе — РС, пушки, пулеметы. А если заход один, то все сразу: бомбы сбросил и стреляешь, сколько успеешь».
У каждого штурмовика были свой талисман или примета. Пургин всегда носил с собой кисет, который однажды спас его от неминуемой гибели, и летал в одной и той же гимнастерке. Никогда не брал на штурм документы и ордена. Никто из его сослуживцев не фотографировался.
Когда война закончилась, мы не знали, что делать. Мы привыкли воевать, летать каждый день. Конечно, обрадовались, что кончилась война, — тебя уже точно не убьют, но появилось свободное время, к которому мы не привыкли. Ну, а потом — по машинам. Я, когда ведущим был, не говорил: «На взлет!» Я говорил: «Поехали!» Именно — «Поехали!»
Об
Рассказать друзьям